«Уважаемые присяжные заседатели, уважаемый суд, сейчас я попытаюсь объяснить, как я оказался здесь, и расскажу, что произошло в тот день, который все изменил.
Мне 33 года, я родом из обычной семьи из села Темир в Туркестанской области. У меня есть сестра, младший брат и родители, которые все еще живут в поселке. Маме 65 лет, папе 67. У меня есть семья: жена и трое детишек. Старшему сыну 5 лет, среднему – 3, а младшему всего 6 месяцев. Из-за меня они тоже страдают. У них тоже прошу прощения. Особенно у родителей, им тоже приходится очень нелегко сейчас. Мои дети еще не понимают, что происходит, не знают, что такое тюрьма и почему меня нет рядом. Порой кажется, что все эти испытания — это какой-то кошмар, через который мне предстоит пройти. Я не из тех, кто проводит время в барах или кафе, моя жизнь всегда крутилась вокруг работы и дома. Я работал директором гастроцентра с 2022 года. Но по сути я занимался всеми делами Бишимбаева, то есть всеми его личными делами. Это может быть все, что угодно: ремонт квартиры, найти каких-то специалистов, отвезти/забрать детей, встретить кого-то на машине и так далее.
Бишимбаев мой дальний родственник по линии отца, у нас общие предки, он старше меня на 10 лет. Он меня как младшего брата мог задействовать во всех своих семейных, личных делах. Характер у него сложный, вспыльчивый, он мог взорваться по любому поводу…», - сказал Байжанов.
Однако здесь судья Кульбаева остановила подсудимого и сделала замечание, что он не в праве упоминать обстоятельства, которые могут вызвать предубеждения против подсудимого, а это касается его личности.
«Он мог позвонить в любое время, ночью, в выходные – не имеет значения. Я всегда должен был быть на связи, сразу отвечать на звонки.
Теперь перейду к обстоятельствам, к хронологии того дня.
8 ноября все шло как обычно, и я даже вообразить не мог, что может произойти что-то страшное, что Салтанат умрет, что я окажусь в тюрьме. 8 ноября вечером пришел домой с работы около 9 часов. Вечер прошел как обычно: ужинали всей семьей, смотрели телевизор, играли с детьми. Ничего не указывало на то, что через пару дней окажусь в тюрьме.
Уважаемые присяжные заседатели, уважаемый суд, хочу рассказать вам все, что знаю и помню об этом дне, хочу помочь выяснить правду», - заявил подсудимый.
Он рассказал, что с утра ему первым позвонил охранник из гастроцентра. Это произошло примерно в 7 утра 9 ноября. В этот момент Байжанов спал и находился дома. Охранник сообщил ему, что Бишимбаев и Нукенова в пьяном состоянии пытались уехать домой из ресторана, но не смогли. Байжанов попросил охранника забрать ключи от машины, чтобы супруги не попытались повторно уехать в таком состоянии.
Далее, по словам подозреваемого, примерно после 8 часов утра 9 ноября ему написала управляющая рестораном BAU Карлыгаш. Она рассказала, что Куандык Бишимбаев всю ночь буянил, мешал работать ребятам, которые делали ремонт в ресторане.
"Еще рано утром, находясь у себя дома, я от Данияра (прим. - охранник из гастроцентра) и Карлыгаш, узнал что Куандык и Салтанат провели всю ночь в ресторане, и там произошел очередной конфликт. Честно говоря, этой новостью меня не сильно удивили. Я уже привык к их скандалам. Ссоры и скандалы, иногда переходящие в драки, повреждения мебели и другие беспорядки - все это стало обычным делом с тех пор, как они начали жить вместе. Почему я так говорю? Потому что часто видел их ссоры, Салтанат я видел с синяками не раз, и не раз мне приходилось отправлять к ним в дом мастеров по ремонту мебели, чтобы починить сломанные шкафы, двери. Ремонтники мне потом присылали фото для отчета, где я видел все разрушения своими глазами. Это не просто слово. У меня в телефоне сохранилась вся переписка с мастерами по ремонту, сохранились фото сломанной мебели. Я предлагал следователям проверить мой телефон, даже пароль им дал», – сказал Байжанов.
Возвращаясь к хронологии того дня:
«Утро 9 ноября. Я еще нахожусь дома, готовлюсь идти на работу, я уже знаю, что произошел конфликт. Примерно в 9:30 звонит Бишимбаев и говорит мне приехать в ресторан, но не говорит почему. Обычно я туда приезжаю где-то между 10-11 утра, и работаю до 10 вечера. После этого я приехал на работу где-то около 10 часов на своем авто.
Когда я поднялся на второй этаж, в одной из вип-кабинов был включен свет. Я постучал в дверь. Бишимбаев открыл. Я собирался войти, но Бишимбаев сказал мне не заходить, от него пахло алкоголем, но был в адекватном состоянии. В тот момент он был в черном костюме, под которым не было рубашки, ничего не было. Как я уже говорил, я пытался войти в кабинку и в это время я краем глаза заметил Салтанат, сидящую на диване в углу. На ней был черный плащ, который был полуоткрыт, и, насколько я мог заметить под ним не было одежды. Меня смутил вид Салтанат, точнее полуоткрытый плащ, без одежды под ним, и я сразу отвел взгляд. Разумеется, я не стал и не мог детально ее разглядывать. В тот же момент я успел заметить, что голова Салтанат была опущена вниз. Из-за этого я сразу опухлости и покраснения в области левого глаза... Ее лицо было скрыто. Я стоял у двери и до места, где сидела Салтанат, было примерно 5-6 метров. Также я заметил беспорядок в кабинке. Все это длилось доли секунды. Это был момент, когда я впервые увидел Салтанат краем глаза и кабинку. И в этот момент Бишимбаев попросил меня принести одеяло… я принес 2 одеяла и, не заходя внутрь кабинки, передал их Бишимаеву. Я стоял у двери кабинки, примерно в метре от нее. Здесь хочу отметить, может это не слишком важно для дела, но в материалах дела имеются видео и фототаблица, согласно которой я будто зашел с двумя одеялами в кабинку и был там 4 минуты. Тут небольшая ошибка, я действительно передал одеяло, но внутрь не заходил. Ожидал возле двери около минуты на расстоянии примерно в метре… Выводы о том, что я зашел в кабинку и находился там - ошибочны», - сказал он.
Байжанов объяснил, что вход в вип-кабинку не охвачен камерами, и там не видна дверь, а также кто входит или стоит рядом. Согласно материалам дела, он был внутри кабинки несколько минут, однако подсудимый отметил, что стоял возле кабинки в слепой зоне.
«После того, как я отдал одеяла и остался возле двери кабинки, Бишимбаев через 2 минуты позвал меня и сказал: «мы уходим домой, помоги мне». Только тогда я зашел в кабинку. Слышал, что дыхание Салтанат было чуть чаще и громче, я решил, что она просто спит. Честно говоря, в тот момент я не придал этому большого значения. Меня это не настораживало, ведь я знал, что они всю ночь не спали и употребляли алкоголь. Я думал, она сильно уставшая… Теперь я понимаю, что моя невнимательность привела к тому, что я списал ее частое дыхание на усталость, оглядываясь назад, я глубоко сожалею о своей невнимательности. Я ошибочно думал, что Салтанат просто крепко спит… Еще тогда я должен был поднять тревогу, вызвать скорую помощь…
После того, как мы подняли Салтанат, придерживая ее подмышкой, я с левой стороны, а Бишимбаев с правой – в этот момент Салтанат попыталась встать на ноги и сжала мою руку. Голову она чуть подняла, можно сказать держала прямо. Она сильно сжала мою руку. Теперь уже думаю, может это она тогда хотела попросить помощи, подавала какой-то сигнал. Не знаю. Об этом тоже думаю. В любом случае очень жалею, что в тот момент и в тот день не смог понять и распознать критическое состояние Салтанат, недооценил серьезность ситуации.
Когда мы поднимали Салтанат, Бишимбаев сказал, что нужно спуститься в паркинг. Я ответил, что моя машина стоит снаружи. Тогда он сказал загнать машину в паркинг.
Когда мы обратно ложили Салтанат на диван, я невольно заметил, что ее левый глаз был покрасневшим и опухшим. Больше я ничего особенного не увидел.
Разумеется, я не мог подробно осматривать ее. Мое воспитание этого не допускает, тем более рядом находится ее муж Бишимбаев. И это как-то не этично. Я не стал спрашивать у Бишимбаева причины опухших глаз и покраснений у Салтанат. Я уже и так знал, что между ними произошел очередной скандал. Бишимбаев бил Салтанат. Я давно знал, что они постоянно ссорятся и что Бишимбаев поднимает руку на Салтанат. Привык к этому настолько, что даже не удивился. Я не могу повлиять на ситуацию, хотя мне по-человечески было жаль Салтанат. Мой казахский менталитет, казахское воспитание и мой скромный характер не позволяли мне указывать и давать советы Бишимбаеву, который намного старше меня. Я вырос с убеждением, что семейные вопросы должны решаться внутри семьи.
После того, как мы уложили Салтанат на диван, я спустился вниз и загнал машину в паркинг. На это ушло около 15 минут. Поднялся в кабинку, постучал, и Бишимбаев разрешил войти. Я зашел, но до конца не заходил вовнутрь кабинки. Но я увидел, что Бишимбаев подвинул второй диван поближе к тому, на котором лежала Салтанат, и сам расположился на втором диване. Бишимбаев сказал, чтобы никто не входил и не беспокоил, они будут спать. Потом я вышел из кабинки, сказал управляющей ресторана Карлыгаш, что Бишимбаев и Салтанат спят. На Салтанат только плащ. Карлыгаш сказала, что принесет свою одежду для нее.
После этого я пошел завтракать и заниматься своими текущими ежедневными делами. Делал рабочие звонки, обговаривал разные вопросы. Чуть позже я снова спустился со своего кабинета в ресторан, потому что начал собираться персонал. Затем я обратно ушел на свое место и занимался своей повседневной работой.
Где-то около 11 утра в ресторан зашел сотрудник из Службы охраны президента. Я встретил его в общем зале, где находится вип-кабинка с Бишимбаевым и Салтанат. Рядом с ним была администратор гастроцентра Гульзада. Сотрудник осмотрел зал, потом вышел на балкон, с которого видно здание бизнес-центра «Талантауэрс» напротив. Уважаемые присяжные заседатели, уважаемый суд, он стоял рядом с витражным окном вип-кабинки, где шторы были полностью открыты, и из-за этого он мог просто заглянуть внутрь кабинки и увидеть Бишимбаева с Салтанат. Но я не знаю, видел он их или нет. Он ничего не сказал. Если бы кто-то помогал Бишимбаеву скрыть преступление, наверняка сообщил бы ему о приходе сотрудника службы охраны. Может быть тогда Бишимбаев хотя бы закрыл бы шторы, чтобы с террасы не было видно кабинки, где лежала Салтанат. Но я не писал и не звонил ему, что по ресторану ходит человек из охраны Президента.
В целом, 9 ноября для меня был обычным рабочим днем. В течении дня неоднократно связывался со своим помощником Абилем, обсуждал ход ремонтных работ в квартире Бишимбаева", - рассказал Байжанов.
Далее подсудимый подробно рассказал о совершенных им звонках в тот день по рабочим вопросам, а их оказалось около 100.
«Где-то в час дня Бишимбаев позвонил мне и попросил принести воду, кетонал и сигареты… Лекарство с сигаретами я передал Бишимбаеву, но при этом не входил в кабинку, и Салтанат не видел. В этот момент Бишимбаев сильно наорал на меня «почему ресторан работает?». Это было неожиданно для меня, потому что до этого он не говорил, что надо закрыть ресторан. Я был удивлен его внезапной агрессии… Бишимбаев потребовал закрыть ресторан и распустить ресторан. Я передал это поручение управляющей ресторана Карлыгаш. При этом Бишимбаев не говорил, почему ресторан должен быть закрыт, и я не спрашивал… Я хочу подчеркнуть, что я никогда не вступал в споры с Бишимбаевым, никогда не задавал лишних вопросов, и не обсуждал его поручения. Я просто не мог себе этого позволить, даже если не соглашался с ним», - сказал он.
По поводу видеозаписи.
«Когда я обедал на первом этаже, от Бишимбаева пришло короткое сообщение на вотсап с просьбой удалить все видеозаписи с камер видеонаблюдения гастроцентра.
Уважаемые присяжные, уважаемый суд, именно это видео стало основной причиной, по которой меня обвинили в укрывательстве преступления. Следствие считает, что я удалил следы преступления. То есть видеозаписи, где зафиксировано избиение Салтанат. Поэтому я прошу обратить особое внимание на детали, связанные с удалением видеозаписей…», - сказал Байжанов.
Далее он зачитал материалы из обвинительного акта, а именно обвинение. После чего начал рассказ о том, почему он считает это обвинение ошибочным.
«Не могу понять, откуда взялось мнение, что в момент удаления записи я был в курсе, что Салтанат нет в живых. Почему так решили?
Здесь я расскажу одну вещь. Прошу вашего внимания. Потому то, что я сейчас скажу, крайне важно. Это может все прояснить.
До того, как видеозаписи были удалены, а именно до 13:30, я видел Салтанат всего лишь два раз. Первый раз – мимолетный момент, когда Бишимбаев, не дав мне зайти, попросил принести одеяло. Тогда я заметил Салтанат. Она сидела с опущенной головой. Я уже говорил об этом. А через пару минут во второй раз, когда Бишимбаев сказал, что они поедут домой, мы вместе помогали Салтанат подняться. Я поддерживал ее с одной стороны, а Бишимбаев с другой. В этот момент она вцепилась мне в руку, пытаясь встать. Об этом я тоже говорил. Вот и все. Это были единственные моменты, когда я видел Салтанат до момента удаления видеозаписей, до 13:30.
Хочу еще раз подчеркнуть, последний раз, когда я видел Салтанат до удаления видеозаписи, она смогла встать на ноги, поднять голову, и сильно сжала мою руку. То есть это означает, в тот момент она была жива. После этого момента и до удаления видеозаписей я не видел Салтанат. Я не мог знать о смерти Салтанат, когда удаляли видео. В последний раз, когда я ее видел, она была живой. И вообще я не знаю, когда она умерла, когда наступила смерть, хотя в судебно-медицинском заключении написано, что Салтанат умерла спустя 6-8 часов, после нанесения травмы. Если ей нанесли травму примерно между 7-9 часами утра, то получается, что Салтанат умерла где-то после обеда, около 17 часов. Тогда вообще получается, что в 13:30, то есть в момент удаления видеозаписей, Салтанат еще была жива, и даже если допустить, что она умерла в 13:30, то я об этом не знал и не мог знать. Потому что, когда я видел ее в последний раз, она была жива.
Уважаемые присяжные, уважаемый суд, прошу обратить внимание на это логически очевидное несоответствие.
Уважаемые присяжные, уважаемый суд, даже в обвинительном акте ясно указано, что Салтанат, хоть без особой активности, но вставала, опираясь на меня и на Бишимбаева. Здесь обвинение само признает, в тот момент Салтанат была еще жива. При этом в обвинительном акте нигде не говорится, что я видел Салтанат живой после этих событий, и до момента удаления видеозаписей.
Но в любом случае, что бы ни было написано в обвинительном акте, я признаю, что Бишимбаев действительно просил у меня удалить видеозапись, что я перепоручил это, и что видеозапись была удалена. Но правда в том, что я не знал и не мог знать, что Салтанат мертва. Я также не знал и не мог знать содержание видеозаписей.
Уважаемые присяжные заседатели, уважаемый суд, уважаемые стороны, прошу обратить внимание на следующий важный момент: Бишимбаев просил меня удалить видео, отправив короткое сообщение через вотсап. Текст этого сообщения примерно такой: «удали ночные камеры всего гастроцентра». И все больше ничего не написано. Это не просто мои слова, эта переписка есть в материалах дела. Ее неоднократно зачитывали. В любое время можно поднять это сообщение и еще раз просмотреть. Это сообщение также до сих пор хранится в моем телефоне. В нем было всего лишь написано удалить видеозапись. Не было никаких уточнений или объяснений зачем удалять, что на видео. Из-за этого я не имел представления о содержании видеозаписей в тот день. Бишимбаев не давал мне никаких подробностей, только написал удалить видеозапись. Как я мог знать, что на ней записано?
Как только я получил сообщение от Бишимбаева удалить видеозапись, я сразу в ту же минуту перепоручил Гульзаде. К тому времени я уже знал, что Бишимбаев и Салтанат провели всю ночь в ресторане, и что он вел себя агрессивно, буянил. По виду Салтанат я понимал, что он ее избивал. Также я видел его без рубашки, а у Салтанат был только плащ. Значит на видео могло быть все что угодно, а что именно - я не знал и не мог знать.
Мне вменяют сокрытие следов преступления. Но я даже не знал содержания видеозаписей. Тогда еще не мог знать, в этих видеофайлах есть ли преступление или нет. Например, на видео могло попасть то, как Бишимбаев ходит по ресторану без рубашки, шатается в пьяном виде. Утром я видел его без рубашки, и это само по себе могло стать достаточной причиной, чтобы попросить удалить запись. Если так посмотреть, то я даже физически не мог посмотреть видеозапись до удаления. Пришел в ресторан около 10 утра, а видео удалили примерно в 13:30. Это значит, с момента моего прихода и до удаления видео прошло 3 с половиной часа. После окончания расследования я узнал, что продолжительность видеозаписей составляет не менее 12 часов, с ночи с 8 на 9 ноября и продолжается до обеда 9 ноября. Если бы я даже решил бы посмотреть видеозапись сразу после прихода в ресторан в 10 утра – я бы не успел его целиком посмотреть, чтобы узнать, что на нем записано. Но в любом случае с 10 утра до 13:30, до момента удаления видео и отключения камер, каждое мое действие, каждый мой шаг в ресторане был зафиксирован на камеру. И на записях нет ни одного момента, когда я до 13:30 минут спускался в серверную, где хранятся видеофайлы. Именно оттуда можно было бы посмотреть, что именно записано на видео.
Уважаемый суд, уважаемые присяжные, прошу обратить внимание, как я мог сознательно удалять следы преступления, если я не знал содержания видеозаписей и не имел возможности ее просмотреть? Мне просто пришло короткое сообщение от Бишимбаева с просьбой удалить видео, без каких-либо деталей и подробностей. Если бы я тогда понимал, что Бишимбаев просит меня удалить следы убийства Салтанат – я бы никогда не согласился! Я не мог бы пойти на такое! Я обычный семейный человек. Думаю, здесь все согласятся, если кто-то получил бы сособщение в вотсап с поручением удалить видеозапись, если это кто-то понимал, что речь идет об удалении следов преступления, то он бы сразу удалил со своего телефона преступные сообщения, не оставил бы такую важную улику. Думаю, это очевидно. Однако сообщение Бишимбаева до сих пор хранится в моем телефоне, я даже не думал его удалять.
Как я уже говорил, поручение Бишимбаева я сразу же, в ту же минуту, перепоручил администратору Гульзаде. Я напряму не просил Молдакаша Калмурата стереть видео, как указано в обвинительном акте. Все было так: сначала я позвонил администратору Гульзаде и попросил ее удалить видео. Она ответила, что не знает, как это сделать, сказала, что Молдакаш Калмурат может помочь. Тогда я предложил ей взять Калмурата с собой и вместе удалить видео. Они пошли в серверную на паркинге ресторана, потом я тоже решил спуститься к ним. Спустился примерно через 5 минут. Когда я находился в серверной, мне по вотсапу написал Бишимбаев, что не может найти телефон Салтанат, просил меня прийти в кабинку. Я вышел из серверной, так и не убедившись, что видео удалено. Пробыл там всего минуту. В итоге я так и не узнал, было ли удалено видео. Об этом я даже не спрашивал у Гульзады или Калмурата.
Уважаемые присяжные заседатели, уважаемый суд, если бы я знал о смерти Салтанат, и что на видео есть следы преступления – конечно я бы никогда не согласился удалить видео.
Но предположу, что кто-то другой, который мог пойти на такое, удалил бы видео сам, не привлекая Гульзаду и Калмурата. То есть без лишних свидетелей. То есть, если бы я знал, что на видео снято как Бишимбаев избивает Салтанат, если бы я был хладнокровным преступником, я разве перепоручил бы удаление видеозаписей другим лицам? Разве это логично? Ведь Гульзада и Калмурат могли бы увидеть, скачать видеозапись и стать свидетелями преступления. Поэтому перепоручить удалить следы преступления кому-то другому кажется мне нелогичным.
И еще когда я перепоручил Гульзаде поручение Бишимбаева удалить видеозапись, я ни Гульзаде ни Калмурату не говорил, не запрещал, чтобы они не открывали и не смотрели видеозапись. Думаю, это тоже подтверждает неведение о содержании записи.
Я не знаю, почему Бишимбаев поручил удалить видеозапись, не знаю, что было тогда в голове у Бишимбаева. Могу сказать только о своих мыслях в тот момент, когда получил поручение удалить видеозапись – я подумал, что он просто не хочет, чтобы кто-то видел, как он вел себя всю ночь: буянил, был пьян, устраивал скандал. Я думал, что он не хотел, чтобы сотрудники ресторана видели видеозапись, или боялся, что видео попадет в социальные сети или на ютуб. Ведь он публичный человек, бизнесмен, его все знают, был министром. К тому же за 2-3 месяца до ноября Бишимбаев уже просил меня удалить видео с камер наблюдения в жилом комплексе на Туран 5/6, где он жил вместе с Салтанат. У них был скандал, и думаю, тогда также не хотел, чтобы это увидели соседи или оно попало в социальные сети. Я тогда пошел в офис управляющей компании к председателю КСК Гульнур, она при мне удалила видео. В тот момент в офисе был сотрудник КСК Гульнара и еще сидел IT-специалист. Сейчас председатель КСК отрицает удаление видео по моей просьбе. Видимо, она не должна была удалять видео, и этот факт может навредить ее работе. Я это тоже понимаю. Но если это сильно важно, то при желании можно восстановить то видео, или хотя бы увидеть следы удаления видео. Также можно спросить у Гульнары или IT-специалиста, они все слышали и видели. Если это важно конечно.
По поводу телефона Салтанат.
Как я уже говорил, когда я был в серверной, мне написал Бишимбаев. Он сказал, что не может найти телефон Салтанат, и попросил прийти в кабинку. Я поднялся на второй этаж и постучал в дверь кабинки. Бишимбаев открыл дверь, и я сделал шаг внутрь. Он стоял прямо передо мной лицом ко мне, закрывая вид на диван. ИЗ-ЗА этого я не знал, лежала она или сидела. Бишимбаев сказал, что не может найти телефон Салтанат. Попросил меня проверить общий зал ресторана – там телефон не нашелся. Затем он попросил осмотреть его машину, сказал, что ключи внутри. Я спустился на парковку, там стояла машина Бишимбаева Toyota Land Cruser, дверь была открыта, а на панели лежал телефон Салтанат. В этот момент позвонил Бишимбаев и спросил, нашел ли я телефон. Я ответил, что да, и он попросил принести его. Поднявшись на второй этаж, я встретил Бишимбаева у двери кабинки и отдал ему телефон, и сказал, что припаркую его машину в паркинге, и обратно спустился на парковку. Спустя 15 минут я припарковал его машину, потом, по просьбе Бишимбаева, взял его рубашку и вещи Салтанат, отнес их наверх, передал Бишимбаеву. В тот момент Бишимбаев попросил меня отнести телефон в Fitness Palace, подождать там 5 минут, включить авиарежим и вернуться обратно. Когда я спросил зачем, он ответил, что брат Салтанат Айтым отслеживает ее телефон по геолокации. Эта просьба показалась мне странной, но я особо не удивился.
Когда я ехал в сторону Fitness Palace, мне написал Бишимбаев и попросил, что после Fitness Palace нужно отвезти телефон домой. Потом он снова написал, и просил забрать пальто Салтанат из ЦКЗ «Казахстан».
После Fitness Palace я отправился к дому Бишимбаева по улице Туран. По дороге он снова написал и попросил вернуться быстрее. Я позвонил своему помощнику Абилю, который ремонтировал квартиру Бишимбаева, и попросил его встретить меня. Потом Бишимбаев еще раз написал мне и велел купить крем «Бепантен». Абиль встретил меня возле «Керуенсити», я передал ему телефон. Сам я зашел в торговый дом, купил лекарство и отправился обратно в Гастроцентр. В ЦКЗ «Казахстан» не заехал, потому что Бишимбаев сказал, что можно будет съездить потом.
Здесь хочу уточнить, просьба Бишимбаева отвезти телефон в Fitness Palace, а потом домой – меня особо не удивила. На мой вопрос он ответил, что Айтым отслеживает телефон Салтанат по геолокации. В тот момент я уже знал, что Бишимбаев избил Салтанат, от чего у нее был опухший и покрасневший глаз. Также я знал о конфликте между Бишимбаевым и Айтымом, который перерос в драку из-за избиения Салтанат. Тогда Айтым защищал сестру.
Примерно 4-5 месяцев назад до ноября около двух ночи Бишимбаев звонил мне с просьбой срочно приехать к нему домой. Сказал, что подъехали МЧС, полиция и скорая помощь. Когда я приехал, дома был беспорядок, мебель разбита, были следы крови на полу, увидел порезы на руке у Бишимбаева. Он ушел к родителям, попросив меня остаться с детьми. В квартире были дети Бишимбаева и Назым: Карим 11 лет и Рания 9 лет, которые были напуганы. Они рассказали, что между их отцом и братом Салтанат Айтымом произошел конфликт. Дети были напуганы. Тогда я остался ночевать с детьми. Я знаю их с самого детства, и они были ко мне привязаны.
Я рассказываю все это потому, что знал о конфликте между Бишимбаевым и Айтымом. И также знал, что Айтым защищал Салтанат. И когда Бишимбаев объяснил мне просьбу (9 ноября – прим. ред.), тогда я подумал, что Бишимбаев просто не хочет, чтобы Айтым пришел в ресторан, увидел Салтанат с синяками, и чтобы это не спровоцировало новый конфликт. Вот так я тогда воспринял его просьбу.
Я вернулся в ресторан около 15:20 и поднялся на второй этаж. В это время Бишимбаев был в общем зале. Я передал крем Бепантен Бишимбаеву, он взял этот крем и зашел в кабинку. Через 3-4 минуты вышел, и я спросил его, проснулась ли Салтанат. Он ответил: «нет, что-то не просыпается». Тогда я предложил вызвать скорую помощь. Он сказал, что не нужно, и попросил принести нашатырный спирт. Если честно, это был первый раз, первый момент, когда я начал немного беспокоиться. До этого момента я не придавал этому большого значения. Думал, что она просто не спала всю ночь и они пили.
Я попросил Калмурата принести нашатырь. Калмурат принес его через 7-8 минут, и я передал его Бишимбаеву.
В другой вип-кабинке номер 4 Бишимбаев встречался с незнакомой мне девушкой примерно 30-35 лет.
В тот момент, когда я впервые за день немного забеспокоился за здоровье Салтанат, я решил обратиться к знакомому врачу Ерсултану из клиники «Центр матери и ребенка», чтобы спросить, почему Салтанат спит так долго. Здесь хочу сразу сказать: Бишимбаев не знал, что я собираюсь позвонить знакомому врачу. Бишимбаев не спрашивал у меня, есть ли у меня знакомые доктора, и не спрашивал, могу ли я с ними связываться, как он утверждает в своих показаниях. Этого не было. Решил позвонить врачу сам, получается по своей инициативе. Потому что просьба принести нашатырь показалась мне странной.
Позвонил Ерсултану со своего телефона, я описал ситуацию: «брат с женой вчера ночью пили, и с тех пор, как я пришел утром в ресторан, она все еще спит». Спросил «нормально ли это? Может ли он приехать в ресторан». Ерсултан посоветовал вызвать скорую помощь, и сказал, что у них есть частная скорая, которых он может направить, стоимость частной скорой 40 тыс. тенге. Я ответил «сейчас узнаю».
В это время подошел Бишимбаев, я выразил свою обеспокоенность, и сказал, что разговаривал со знакомым врачом, что он говорит, что нужно вызвать скорую помощь, у них есть частная скорая. Бишимбаев в этот момент мне сказал: «она спит, давай подождем».
Где-то в это же время Бишимбаев при мне позвонил своей знакомой, то ли ясновидящая, то ли гадалка по имени Гульнур. (Я знаю, что она из Чимкента. Ее номер сохранен у меня в телефоне. Я знаю, что Бишимбаев часто обращается к ней. Иногда я переводил ей деньги, я так понимаю, за ее консультации). Бишимбаев сказал ей, что они пили ночью, ссорились и она до сих пор спит. Гульнур ответила «она просто спит, все нормально, ее мозг устал». Я этот разговор слышал отчетливо, так как Бишимбаев стоял совсем рядом. Где-то в это же время Бишимбаев попросил меня присмотреть за Салтанат, а сам пошел в другую кабинку, где находилась незнакомая мне девушка.
Уважаемые присяжные заседатели, уважаемый суд, в то время, около 16:00, я действительно впервые за день немножко начал беспокоиться. Нет, я не думал, что Салтанат умерла, об этом в мыслях не было. Я начал беспокоиться о ее здоровье. Именно поэтому я сам позвонил и обратился к своему знакомому врачу, и даже попросил его приехать. Бишимбаев не знал, что я звоню врачу. Но потом я успокоился, потому что Бишимбаев сказал, что она спит, и от ясновидящей Гульнур я слышал, что она спит.
Уважаемые присяжные заседатели, уважаемый суд, до того дня Бишимбаев был для меня чем-то вроде старшего брата. Он на 10 лет старше меня. Он являлся авторитетом, умным человеком, достигшим больших высот, был министром. Да, характер у него был сложным. Он был вспыльчивым, не смотрел на чувства других, мог внезапно наорать как на меня, так и на любого другого сотрудника ресторана. Работать с ним было сложно, всегда находишься в состоянии напряжения. Тем не менее, несмотря на его сложный характер, несмотря на его человеческие качества, я верил и думал, что человек такого уровня, масштаба, контролирует ситуацию и, если возникнут серьезные проблемы со здоровьем Салтанат – обязательно предпримет нужные меры. К тому же Бишимбаев в тот момент вел себя спокойно и уверенно продолжал встречаться с людьми. В частности, с той девушкой. Все это действительно успокаивало меня. Когда Бишимбаев сказал мне, что она спит, и я услышал, как Гульнур ясновидящая говорила, что Салтанат просто отдыхает, и ее мозг устал – все это успокоило меня. Я продолжал заниматься своими текущими делами, сидел в общем зале, не поднимался в свой кабинет, так как Бишимбаев просил присматривать за Салтанат. Я 2-3 раза заглядывал в кабинку: Салтанат все еще лежала на диване. В то время я все еще думал, что она спит, списывая ее длительный сон на то, что она только утром легла спать. В кабинку я не заходил, к Салтанат вообще не подходил и не осматривал ее. Меня интересовало только, проснулась ли она. Это было после обеда, около 4-5 часов. Если бы в то время Салтанат уже была мертва, и я об этом знал, тогда какой смысл мне было заглядывать в кабинку? Прошу прощения, но зачем мне нужно было смотреть на труп человека? Здесь нет логики. Когда я заглядывал в кабинку, я больше обращал внимание на то, что не проснулась ли Салтанат, и больше обращал внимание на поврежденную дверь туалета в кабинке. Тогда я беспокоился, как починить дверь, потому что на 10 ноября, то есть на следующий день, эта кабинка была забронирована, и я должен был что-то придумать до прихода клиентов.
После ухода незнакомой девушки Бишимбаев попросил заказать плов и шашлык, я пошел на первый этаж сделать заказ. Примерно через 15 минут я принес плов, а чуть позже и шашлык. Затем Бишимбаев сказал мне: «можешь идти домой, мы будем спать здесь». Это было около 6:30 вечера. Но я не ушел домой, так как для меня это было рано. Обычно я уходил к 10 вечера. Но в тот день ресторан не работал, и я решил остаться на немного и поднялся на 3 этаж, на свое рабочее место. Примерно через минут 40 мне позвонил Бишимбаев и сказал, что у Салтанат нет пульса, и сказал срочно прийти. Я был в шоке от услышанного, и сразу же побежал на второй этаж. Я даже не помню, как спустился. В кабинке первое, что я увидел, Бишимбаев держал руку Салтанат. Он сказал, что нет пульса, и попросил меня тоже проверить пульс Салтанат. Я попытался проверить пульс, но не смог определить, есть пульс или нет. Во-первых, я был сильно взволнован, напуган, можно сказать даже в панике, во-вторых, у меня не было опыта в таких вещах. Раньше я не проверял пульс. Не был уверен, правильно ли проверяю пульс. И тогда мне в голову пришел мой знакомый врач Ерсултан. В тот критический момент в панике я звонил несколько раз Ерсултану, говорил, что не могу найти пульс, спрашивал правильно ли проверяю. Сейчас не помню точно, кто сказал, Ерсултан или диспетчер скорой помощи, но кто-то сказал попробовать проверить пульс на шее. Я проверил, но не смог определить, есть или нет. Именно тогда я впервые заметил рану на шее Салтанат. Я уже говорил, что до этого момента я так близко не подходил к Салтанат.
Помню в тот момент Бишимбаев разговаривал с ясновидящей Гульнур. Тогда я удивился, думал «что он делает? И почему звонит ей? Что она может сделать сейчас? Почему не звонит в скорую помощь?». Я сам со своего телефона позвонил в скорую помощь, объяснил ситуацию, а затем по указанию диспетчера, около 10-15 минут я делал реанимационные меры. Положив обе руки на сердце Салтанат, я начал массировать, надавливать 10-30 раз. Все это время диспетчер скорой помощи находился на громкой связи. После я заметил, что приехала скорая, и я выбежал на улицу, чтобы встретить ее. Вместе с бригадой скорой мы зашли внутрь, и они сразу принялись за дело, начали оказывать реанимационную помощь. В это время Бишимбаев кричал что-то в духе «Салта, ты что умерла? Я тебя люблю». Он взял нож и попытался порезать себя. Я забрал нож, а Бишимбаев продолжал кричать, что убьет себя. Я думал, что не справлюсь с Бишимбаевым, и позвал на помощь бармена Аблая из фудкорта, вместе мы удерживали Бишимбаева до прибытия сотрудников полиции. Как только приехали сотрудники полиции, они сразу надели наручники на Бишимбаева. Потом меня отвезли в Управление полиции района Есиль для дачи показания. В ту же ночь я дал показания сотрудникам полиции. Я ничего не скрывал, некоторые моменты вспомнил позже, но в первые дни следствия я рассказал все, что знал, не скрывая и не пытаясь оправдать действия Бишимбаева.
Уважаемый суд, уважаемые присяжные заседатели, я не знаю, есть ли в моих действиях или бездействии состав преступления, но, если вы посчитаете, что я виновен, и должен был спасти Салтанат, тогда я готов понести наказание. Я искренне прошу прощения у семьи, у родных Салтанат, у ее родителей, у Айтыма, и у всех, кого затронула эта трагедия», - сказал Байжанов.
